Зловещий барьер - Страница 34

– Скотина! – возмущенно бросил Грэхем. Уловив смешок Воля, он одарил приятеля таким взглядом, что тот быстренько примолк.

– Да вы не расстраивайтесь, – продолжал Юргенс. – Если бы вам довелось заниматься массовой психологией столько лет, сколько мне, вы давно перестали бы удивляться. – Он похлопал рукой по газете. – Этого следовало ожидать. Журналисты считают, что правда существует только для того, чтобы ее насиловать. А факты они уважают только тогда, когда это им выгодно. В остальных случаях гораздо умнее пичкать читателей всяким вздором. Это поднимает журналиста в собственных глазах и дает ему ощущение превосходства над нами, дураками.

– Увидь они все воочию, превосходства бы у них сильно поубавилось.

– Да нет, навряд ли. – Юргенс на мгновение задумался, потом сказал: – Не хотелось бы впадать в мелодраму, но, будьте добры, скажите, нет ли сейчас поблизости витонов?

– Ни одного, – успокоил его Ррэхем, бросив в – окно взгляд широко раскрытых сверкающих глаз. – Несколько парят вдали, над крышами домов, еще два висят высоко в воздухе над дорогой, а здесь их нет.

– Ну и слава Богу, – лицо ученого прояснилось. Он провел пятерней по длинным седым волосам и едва заметно улыбнулся, увидев, что Воль тоже вздохнул с облегчением. – Меня интересует, что нам делать дальше. Теперь мир узнал самое худшее – и что же он намерен предпринять, да и что он сможет предпринять?

– Мир должен не только узнать самое худшее, но и осознать его как суровую и непреложную истину, – убежденно проговорил Грэхем. – Правительство включило в свой стратегический план практически все крупные химические компании. Первый шаг – выбросить на рынок массу дешевых препаратов, входящих в формулу Бьернсена, чтобы весь народ смог сам увидеть витонов.

– Ну и что это нам дает?

– Это дает большой шаг к неизбежному обнародованию всех фактов. Нужно, чтобы в грядущей схватке мы могли опереться на единодушное общественное мнение. Я не имею в виду только нашу страну. Оно должно быть единодушным во всемирном масштабе. Всем нашим вечно грызущимся группировкам – политическим, религиозным и всяким прочим – придется прекратить раздоры перед лицом нависшей опасности и, объединившись, помочь нам в борьбе, чтобы раз и навсегда покончить с врагом.

– Наверное, вы правы, – неуверенно заметил Юргенс, – вот только…

Но Грэхем продолжал:

– Еще необходимо собрать как можно больше информации о витонах. Ведь то, что мы знаем о них сегодня, – сущая малость. Нам нужно гораздо больше сведений, а их могут предоставить только тысячи, может быть, даже миллионы наблюдателей. Мы должны как можно скорее уравновесить колоссальное преимущество, которое имеют витоны, уже много веков назад постигшие человеческую природу, и так же досконально выведать о них все возможное. Познай своего врага! Бесполезно готовить заговоры и сопротивляться, пока мы не знаем точно, кто нам противостоит.

– Вполне разумно, – согласился Юргенс. – Я не вижу для человечества никакого выхода, пока оно не сбросит это бремя. Только сознаете ли вы, что такое сопротивление?

– Что же это по-вашему? – поинтересовался Грэхем.

– Гражданская война! – Психолог даже взмахнул рукой, стремясь подчеркнуть серьезность своего заявления. – Чтобы получить шанс нанести витонам хотя бы один удар, вам придется сначала завоевать и подчинить полмира. Человечество разделится на две враждующие половины – уж об этом они позаботятся. И ту половину, которая окажется под витонским влиянием, другой половине придется одолеть, возможно, даже истребить, и не просто до последнего воина, но даже до последней женщины, до последнего ребенка!

– Неужели все они дадут себя провести? – вставил Воль.

– До тех пор, пока люди думают железами, желудками, бумажниками – всем, кроме мозгов, провести их – проще простого, – зло бросил Юргенс. – Они попадаются на каждый ловкий, настойчивый, возбуждающий пропагандистский трюк и всякий раз оказываются в дураках. Возьмите хотя бы япошек. В конце позапрошлого века мы называли их цивилизованным, поэтичным народом и продавали им лом черных металлов и станки. Через десяток лет мы звали их грязным желтобрюхим сбродом. В 1980-м мы снова обожали их, лобызали и называли единственными демократами во всей Азии. А к концу века они опять превратились в исчадий ада. Такая же история с русскими: их поносили, расхваливали, опять поносили, снова расхваливали – и все в зависимости от того, к чему призывали народ: поносить или расхваливать Любой ловкий обманщик может взбудоражить массы и убедить их влюбить одних и ненавидеть других, смотря что его в данный момент устраивает. И если заурядный мошенник способен разделять и властвовать, что же тогда говорить о витонах! – Он повернулся к Грэхему. – Помяните мои слова, молодой человек: первым и самым трудно одолимым препятствием станут миллионы истеричных дуралеев, наших же собратьев.

– Боюсь, что вы правы, – неохотно признал Грэхем.

Юргенс действительно оказался прав, еще как прав. Через семь дней формула Бьернсена поступила на рынок, причем в огромных количествах. А на восьмой день рано утром последовал первый удар. Он грянул с такой разрушительной силой, что человечество было парализовано, как при психической атаке.

На лазурное небо, обрызганное розоватым светом утреннего солнца, невесть откуда низверглись две тысячи огненных струй. Спускаясь все ниже, они бледнели, расплывались и наконец превратились в мощные выхлопы незнакомых желтых стратопланов.

Внизу лежал Сиэтл. Его широкие улицы были еще совсем малолюдны. Из печных труб поднимались редкие кудрявые дымки. Множество изумленных глаз устремились в небо, множество спящих заворочались в своих постелях, когда воздушная армада с ревом пронеслась над Паджет Саунд и обрушилась на город. Стремительный бросок – и рев перешел в пронзительный вой. Желтая свора промчалась над самыми крышами домов. На нижних поверхностях обрубленных крыльев уже можно было разглядеть эмблемы в виде пламенеющих солнц. От стройных, удлиненных корпусов стали парами отделяться какие-то черные зловещие предметы. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, они беззвучно падали вниз. И сразу же дома превратились в бешено крутящиеся вихри пламени, дыма, обломков дерева и кирпича.